Возвращалась вчера домой, а в подъезде, на лестничной площадке, стоятчетверо школьников. Не знаю, как это называется, репперы или еще как-то – широкие, приспущенные на заднице штаны, куртки дутые на шесть размеров больше, чем надо и какие-то придурошные кроссовки. Пока поднималась полестнице, услышала, как они обсуждают «стрелку» и как будут «мочить»какого-то «Маркуса».
Дошла до площадки между этажами, присмотрелась, а у одного внушительныйтакой кастет, у второго железная палка, у третьего обрезок трубы… Стоят,гыгыкают, курят, весь пол захаркали, да еще и мне походя нахамили, мол,чего вылупилась, дура, по башке захотела?
Ну, думаю, сейчас поднимусь, скажу мужу, и посмотрим еще, кто кому побашке настучит. А навстречу мне сосед с четвертого спускается.
Невысокий, но очень широкоплечий мужчина под сороковник, трое детей. Ивоевал и ментом служил, а сейчас священником стал, отпустил длинныеволосы, бороду, ходит весь в черном, поседел почти совсем.
Услышал он, что эти школьнички мне сказали, спустился к ним. Они притихли, увидели, наверное, его пудовые кулаки и седую гриву –подумали, небось, что старый металлист. —Ну и чего за собрание здесь, девочки? – спросил сосед. Как священникспросил, зычным своим басом, от которого у свечек огонек колеблется, истекла в окнах дрожат.
Они молчат, только глазенки таращат. —А ну-ка брысь по домам! К мамке! Кушать, мультики и спать!
Ой как сдрыстнули-то мальчишки! Покидали свои железки и бежать. А соседвздохнул тяжко, перекрестился и сказал так тихонько: —Наставь их, Господи, на путь истинный… А не то ремня им всыплю – навсю жизнь запомнят! – И пошел себе в церковь.
